Отыгрыш 4: Эвелина Голдстрейндж (Стефания)

Птички самых разных видов на разные лады повторяли спонтанные трели, которые сочинили только сегодня утром, а некоторые старательно выводили композиции, которые создавали и учили годами целые поколения птиц, чтобы поражать всех вокруг и творить своё собственное птичье волшебство. Листва тихо и скромно шелестела на фоне, задетая ленивым ветром, который решил залететь в Цитадель ветров и огня, известную всем далёким и близким ветрам, дающую им ночлег и сочиняющую о них песни. Белокаменная башня отражала солнечный свет и гордо сияла, радуясь, что её сложили из таких красивых камней в таком хорошем месте: ночами она перекликивалась с чудесным Цветком, горящим в камнях под Цитаделью, и с Башней Феникса, возвышающейся поблизости, а сейчас нежилась в лучах солнца и рассматривала окружающие красоты.

Но она не знала, что в этот момент ей кто-то любуется.

Белоснежный единорог замер в просвете между деревьями, заворожённо разглядывая величественную башню. Его любопытство завело его сюда, и он, слыша чьи-то радостные голоса и мечтая познакомиться с новыми людьми, долго искал способ пробраться за серые скалы и заросли терновника, потому что ворота в Цитадель были только со стороны Аргемоны, а он пробрался из дальних краёв и ничего не знал о волшебном мире, с которым его столкнула судьба. И вот, наконец, он оказался внутри, за стойкой природной защитой… и понял, что не зря потратил время на то, чтобы её преодолеть.

Немного постояв так, единорог принялся осторожно спускаться по склону, и от его копыт на землю скатывались мелкие камешки. Но он был волшебным зверем и хорошо умел держаться на ногах…

— Вы только взгляните! Он такой лапочка!
— Какой красивый и гордый, дух захватывает!
— Даже не верится! Единорог в Цитадели! Самый настоящий единорог!..
— Я нарисую герб! Вы только представьте, какой красивый герб получится у нашей Башни, если повесить туда его портрет…
— А он не против?

Единорог и не знал, куда деваться от смущения, только выпрямлялся и расправлял хвост и гриву, стараясь выглядеть покрасивее, чтобы порадовать странных волшебников, но те довольно быстро осмелели и принялись его тискать, расчёсывать и заново лохматить гриву и радостно заглядывать в глаза. Сердце единорога оттаяло, и когда его попросили задержаться в гостях, он кивнул и пристроился в выделенной ему комнате.

Рассвет поднимался над Цитаделью, и в его лучах белоснежный единорог стоял у выхода из белокаменной башни; они почти сливались и казались частями единого целого. И от башни, и от единорога веяло какой-то грустью и растерянностью… Топая по каменному полу и зевая, по залу прошёлся сонный арцисканец и встал рядом с легендарным зверем.

— Неужели уходишь? — спросил он.

Единорог обернулся, и сердце его замерло: очень уж грустно на него смотрел волшебник, с которым он общался несколько последних недель.

А тот уселся рядом на крыльцо и принялся болтать:

— Если уходишь, то поторопись, потому что как только остальные проснутся, тебя уже не выпустят. Утонешь в море слёз, так и знай. А ещё на тебя разобидятся, потому что ещё не дорисовали герб и некому позировать. А Башня через пару недель начнёт осыпаться нам на голову, развалится и зачахнет, потому что она с момента твоего появления сияет в два раза ярче. А белые камни сначала посереют, а потом почернеют с тоски. Но мы будем тебя ждать. Счастливого пути, друг, и спасибо, что всё это время был с нами.

Единорог ошеломлённо смотрел на арцисканца, а затем перевёл взгляд на скалы, сквозь которые с таким трудом, вдохновением и любопытством пробирался, и вспомнил, как хотелось ему попасть в чудесную Башню, и как было не страшно перепрыгивать через крутые обрывы, чтобы пробраться к ней. Не так уж и сильно звали его далёкие дали, и он давно искал себе волшебный дом, в котором можно было бы остановиться… Может быть, он и отправится ещё в путешествие, через год, через два, но обязательно из него вернётся. А пока так невыносимо покидать это волшебное место… Он думал, что будет тяготить своих новых друзей, если останется навсегда, но похоже, ему здесь были рады.

Солнечные лучи отразились в глазах единорога, наполнившихся слезами, и отпрянули, не желая смущать волшебное существо. А через несколько часов в Цитадели снова бушевала жизнь, и никто, кроме единорога и арцисканца, не знал, что тем утром было принято очень важное решение, и на развилке судьбы одна из дорог стала главной, а на другую так и не ступило копытце единорожье, и должно быть, уже никогда не ступит.